Соседи по планете: Домашние животные - Страница 48

Он утонул и был похоронен на острове Сампанине.

Может быть, не стоило бы вспоминать эту давнюю историю — примеров собачьей преданности достаточно и сейчас. Но тут случай особый. Дело в том, что к могиле собаки началось паломничество — множество людей приходили, чтоб поклониться могиле верного пса. На этой могиле произносились клятвы, давались обещания. И существует версия, что выражение «вот где зарыта собака», имеющее теперь смысл: «вот в чем суть дела», «вот в чем главное» или «вот в чем суть тайны», родилось именно благодаря собаке Ксантипы.

Много позже, но тоже достаточно давно, великий автор знаменитого Дон Кихота в небольшом рассказе «Обманная свадьба» наделил собак Сипиона и Бергансу способностью разговаривать. Вот отрывок из их диалога.

...

«Сипион: Как я слышал, нас хвалят и превозносят за хорошую память, а также за благодарность и за великую нашу верность, так что нас даже принято изображать как символ дружбы. Думаю, тебе случалось видеть (если только ты всматривался), что на алебастровых гробницах, обычно украшаемых статуями покойников, в тех случаях, когда хоронят мужа и жену, между ними, у ног, помещают изображение собаки в знак того, что при жизни они соблюдали дружбу и нерушимую верность.

Берганса: Я знаю, что бывали на свете преданные псы, которые бросались вслед за телом своего господина в могилу; иные из них оставались лежать там, где хоронили хозяев, не двигаясь с места и не принимая пищи, так что им тут приходил и конец».

Наверно, Мигель Сервантес или его современники могли назвать и конкретные случаи, и конкретные имена собак, умерших на могилах своих хозяев. Конечно, такие случаи были. И мы тоже можем привести немало примеров необыкновенной преданности собак. Вспомним хотя бы Фрама — собаку Георгия Седова.

Знаменитый полярный исследователь во время героической попытки дойти до Северного полюса заболел цингой и 20 февраля 1914 года умер. Спутники похоронили своего капитана и двинулись дальше. Но вожак упряжки Фрам не пошел с ними. Он лег на могилу хозяина, и никакие уговоры, никакие попытки увести его не действовали. Собака осталась лежать на могиле Седова и умерла на ней.

О Фраме известно довольно широко. Менее известно о шотландском терьере Бобби из Грейфрайерса, прожившем восемь лет на могиле хозяина, почти никуда не отлучаясь, или о собаке по кличке Джон, ежедневно, в течение четырнадцати лет, приходившей к определенному времени на платформу станции Раздоры, в Подмосковье, встречать своего хозяина. Пес не мог знать, что хозяин погиб во время бомбежки. Пес ждал, верил, что человек придет.

И Пальма на московском аэродроме «Внуково» ждала, верила, что человек придет.

История Пальмы — показательна. Нет, не тем, что хозяин ее бросил. Показательна другим.

Было так. Человек летел на Север. Летел с собакой — немецкой овчаркой. По каким-то причинам собаку не пустили в самолет. (Потом свидетели говорили, что у хозяина не было ветеринарной справки на собаку, а без нее перевозить собак запрещается.) Хозяин снял с собаки ошейник и оставил ее на взлетной полосе. А сам вошел в самолет. Самолет улетел. Собака осталась. Она не могла поверить, что хозяин бросил ее, — она верила, что он вернется. Шли дни. Хозяин не возвращался. Собака ждала. Она поселилась на летном поле и бросалась навстречу каждому приземлявшемуся самолету. Впрочем, нет, не к каждому — бежала только к машинам ИЛ-18 — на такой машине улетел ее хозяин. Сначала — первые дни, недели, месяцы — она мчалась к приземлившемуся самолету изо всех сил. Потом стала бегать медленнее — будто вера у нее стала иссякать, будто уменьшалась в ее сердце надежда на встречу с хозяином. Но все-таки собака верила: она не уходила с аэродрома, не искала себе нового хозяина, хотя люди, тронутые ее преданностью, хотели помочь собаке. Конечно, были и такие, которые, накинув на шею собаке стальную удавку, пытались увезти ее и усыпить. Но речь не о них.

Ее кормили, ей соорудили будку. Но собака если и брала еду, то лишь с земли — из рук не брала, а в будке жить отказалась: предпочла мерзнуть, мокнуть под дождем, но видеть все поле, видеть все приземляющиеся самолеты, чтоб немедленно бежать им навстречу: а вдруг хозяин все-таки вернется?

Так прошло два года. О собаке, живущей на аэродроме и ждущей своего хозяина, написала «Комсомольская правда». И тут случилось неожиданное. (Впрочем, это вполне можно было предвидеть.) Хозяин собаки не откликнулся, но откликнулись совершенно незнакомые люди — около трех с половиной тысяч писем пришло за две недели в редакцию, десятки телефонных звонков раздавались ежедневно. Суть большинства писем и звонков была одна: мы возьмем собаку! Люди имели возможность взять собаку в Клубе собаководства, достать щенка у любителей. Зачем же Пальму? (Так назвали собаку летчики и служащие на аэродроме.) Тем более зачем брать собаку из Москвы людям, живущим в других городах? А они не только писали, что хотят взять собаку, — они приезжали за ней. Приезжали из Донецка и Саратова, из Белой Церкви и Азова. Готовились в путь жители Петропавловска-Камчатского, Ханты-Мансийска, Дальнего… А дети, которые не могли взять собаку, присылали деньги — рубль, три, пять — на еду собаке.

Люди могли, конечно, завести собак у себя на родине, им совершенно незачем было для этого приезжать в Москву за Пальмой. Но овчарка, два года ожидавшая у трапа своего хозяина, стала живым символом верности. Уже за одно это она достойна памятника, как писали читатели «Комсомолки».